Сексуальное и физическое насилие: как негативный опыт детства отзывается во взрослой жизни

 Ранее мы уже говорили о том, что такое психологическая травма. Повторюсь, что под травмирующим понимается любое событие, переживание которого превосходит психические силы человека. Особенно это характерно для детской психики, которая и без критических внешних воздействий является весьма подвижной и чувствительной. В данной статье я хотела бы уделить внимание крайним примерам таких травматических событий, которые, вопреки их замалчиванию, к сожалению, происходят в нашем обществе не так уж редко. Это сексуальное и физическое насилие над детьми.

То, чем может обернуться и как проявляться пережитое в детстве насилие в жизни уже взрослого человека, и станет предметом нашего сегодняшнего рассмотрения.

“Это я плохой, раз со мной такое случилось”

Опыт насилия ставит ребенка перед вопросом, априори не имеющим ответа. Ребенок не может понять, почему близкий ему взрослый (а, по статистике, чаще всего насилие над ребенком совершает хорошо знакомый ему человек) ведет себя так “странно”, “неприятно”, причиняет боль, и в то же время внушает, что “ничего страшного не происходит”, что это наоборот – “приятная тайна”, которая будет связывать только их двоих.

Любое переживание может быть проработано и оставлено в прошлом только в том случае, если ему придали некий смысл. Самым простым примером придания смысла в ситуации детского насилия могло бы быть утверждение: “Это плохой (злой, нездоровый) человек”. Но для ребенка даже такое утверждение оказывается недоступным, так как этот же “плохой” человек является и весьма близким, человеком, который о нем заботится и которому по крайней мере до этого, он доверял. Психика ребенка устроена таким образом, что подобное утверждение трансформируется в следующее умозаключение: “Это я плохой, раз со мной такое случилось”.

К чему это ведет?

Во-первых, ощущение собственной “плохости” грозит перерасти в депрессию, и часто такие люди страдают от низкой самооценки и постоянных самоупреков. Они испытывают обжигающий стыд за самих себя, вследствие которого предпочитают ни с кем не делиться тем, что им пришлось пережить.

Во-вторых, оказавшись заманенным в эмоциональную ловушку, ребенок выбирает отказаться от своих чувств и ощущений (что “это больно и неприятно”), полагаясь на слова взрослого (“это совсем не страшно”, “тебе должно быть приятно”). Это ведет к тому, что и в будущем человек перестает доверять себе. Часто отказ от собственных чувств бывает настолько сильным, что такие люди действительно перестают что-либо чувствовать, кроме недифференцированной тревоги, и обращаются за помощью из-за того, что ощущают себя “каменными”, “холодными”, “мертвыми”.

В-третьих, и может быть это является основным, люди с подобным опытом всегда имеют нарушения в определении собственных границ. Они не замечают, как другие вторгаются в их пространство, им сложно говорить “нет” и защищать себя. Чувства, на которые обычно полагаются другие люди в общении, блокируются, и человек не успевает ощутить, что в определенный момент ему становится неприятно, поэтому он продолжает допускать неприятные действия в свой адрес. И только спустя какое-то время после такого “вторжения” (как правило, через пару часов или день), человек вдруг начинает чувствовать тревогу, подавленность, накатывают слезы, а настоящая причина такого состояния остается спрятанной от сознания.

В-четвертых, вырастая, такие люди часто не видят границ между “плохим” и “хорошим”. Поскольку близкий человек всегда был для них и человеком, причиняющим боль, такие люди склонны выстраивать отношения по сходному типу: от своего партнера они будут все время терпеть унижения, оскорбления и то же насилие. К сожалению, опыт травмированных людей просто не позволяет им верить, что можно быть счастливым в отношениях, не платя такую высокую цену.

Эрзацы памяти или “вместо меня помнит мое тело”

Очень часто после сексуального или физического злоупотребления наблюдается феномен так называемой диссоциации – когда из-за своей колоссальной болезненности само переживание травмы отделяется от памяти. Это проявляется в амнезии: человек либо не помнит, что именно с ним произошло, либо помнит только отдельные моменты. С точки зрения психологии это достаточно логично объясняется: реальность оказывается настолько жестокой, что психика ребенка не может ее принять и защищается, выбирая делать вид, “будто бы ничего не произошло”. Компромиссный самообман, на который идет психика во избежание сумасшествия и смерти.

Но какими бы хорошими ни были защитные механизмы, они не могут изменить реальность. Более того, они препятствуют ее адекватному осмыслению, принятию и проживанию. Ведь сам опыт насилия никуда не исчезает. Он остается с человеком, и до тех пор, пока не может быть проработан и пережит, он преследует и мучает его, давая знать о себе разными путями.

Навязчивые кошмарные сновидения с резкими ночными пробуждениями, чередующиеся с бессонницей являются одним из сигналов того, что нечто остается запертым внутри человека, но активно ищет выхода наружу. Довольно часто следствием травматических событий являются повторяющиеся сновидения: совершенно идентичные или с очень похожим сценарием или деталями. Как правило, это относительно простые сновидения без замысловатого сюжета. В них даже может не быть прямых угроз и опасностей, но тем не менее каждый раз они оставляют после себя чувства тревоги и беспокойства.

Функцию памяти может взять на себя и тело, поскольку оно являлось непосредственным участником насилия, его “способом” и одновременно “орудием”. Довольно часто у взрослых людей, прошедших в детстве через насилие, можно наблюдать отвращение к любым видам телесного контакта. Они не любят, когда к ним прикасаются, избегают связанных с этим процедур,  и как правило им требуется достаточно много времени, чтобы подпустить к себе человека чуть ближе – и то, без удовольствия, а скорее из соблюдения предписанных социумом норм отношений. Может наблюдаться и обратная картина: чрезмерно активная сексуальная жизнь, подменяющая собой подлинную близость, с целью низвести шокирующий опыт насилия до чего-то вполне “обыкновенного”.

Но бывает и так, что тело в обход сознанию изобретает свой собственный язык, через который пытается транслировать то, от чего отказалась память. Тело помнит, как его насиловали, и может сообщать об этом, доступным только ему способом. Например, через различные дерматиты и прочие кожные заболевания, которые как бы создают дополнительную оболочку, “панцирь”, предостерегают от возможного повторного вторжения. Или могут возникать внезапные необъяснимые боли, как будто воспроизводящие опыт насилия и вместе с тем – отвлекающие от него, если человек направляет свое внимание на поиск внутренних, физиологических истоков боли, которых может не оказаться.

Пока ужасающий опыт человека не может быть осмыслен и не находит своего выражения в словах, он хранится в памяти тела или в области бессознательного (сновидения), вновь и вновь разыгрывая сцену насилия: во сне в – виде кошмаров, или наяву – посредством физической боли и\или неприятных телесных ощущений.

Очень важно не оставлять эти телесные и сенсорные послания без внимания. Как правило, в них шифруется та “истина”, которую однажды не смог принять ребенок, но может попытаться разгадать прошедший через это взрослый. Взрослый, имеющий силы и осмелившийся принять реальность такой, какая она есть, желающий освободиться от ее влияния в настоящем и изменить свою жизнь к лучшему.